Есть ли вопросы!

...Сколько времени прошло?.. По часам двадцать две минуты, по ощущению

- и мгновение, и целая вечность. Мы сидим, Д. С. ходит и говорит, внимание

и невесомо, и страшно напряжено, кажется, этот человек умеет сжимать и

разжимать время.

- ..Что же касается типа "ненаказующего", то в суровом мире нападения и

защиты он, пожалуй, наиболее удивителен. Но если есть и такой - значит, на

чем-то держится... Тоже весьма условно, можно разделить этих людей на три

типа:

добродушные, или природно (физиологически) добрые,

равнодушные,

неравнодушные, или духовно (сознательно) добрые...

(Большой пропуск текста по техническим причинам. - В. Л.).

- Дмитрий Сергеевич, а можно спросить?.. (Опять гривастенький.)

- Да, пожалуйста.

- Скажите, Дмитрий Сергеич, а вы сами какой? Наказучий или ненаказучий?

Добродушный или неравнодушный? Если можете ответить, конечно.

(Ой. Вот наглец.)

- Могу ответить. Добродушие исключено. Наказующий и самонаказующий.

Примерно в равной пропорции.

Нужны ли подробности?..

- Нет. Спасибо.

- Тогда, пожалуй, на этом я и прервусь. Есть ли еще вопросы?

Д. С. бросил взгляд в сторону гривастенького, но тот молчал, опустив

голову, и до самого конца не сказал больше ни слова. С минуту молчали все,

так что стало слегка даже не по себе-что же, неужели все так уж ясно? Или

наоборот, так неясно... А вдруг и вопрос-обнаружит твою скрытую

активность...

Д. С. тихо присел на край дивана, рядом с Нарциссовым. Съежился, стал

как бы невидимым. В это мгновение мне стало его вдруг ужасно жалко. Вот и

спрошу сейчас: жалость-это что, тоже форма проявления...

Пускай глупо...

- Можно мне? - поднялся Нарциссов.

- Можно. Не обязательно вставать. Можно...

- Дмитрий Сергеич...

Насчет изнанки трусости... Я могу говорить откровенно?

- Тут все свои.

- Хорошо... Допустим, человек по природе своей трус... Вот видите, не

могу...

- Можете.

- Ну... значит, так: я из категории равнодушных. Но главное, трус.

Объявляю всем присутствующим, что я трус. И вот сию минуту от страха

признаться в трусости...

- Да ясно, ясно, - сердито буркнул Л. И. - Сами такие.

- ..Ну так вот... Я хочу спросить: почему моя трусость... Мой подлый

страх никак не выворачивается в эту самую агрессивность... Я боюсь не

боли, нет, боли не боюсь. Однажды на спор с самим собой изжарил вот этот

палец на спиртовой горелке, видите - рубцы?

Могу повторить... Я боюсь именно самого факта драки, участия в драке.

Боюсь и поражения, и победы, психически боюсь, понимаете?.. Один раз я,

так сказать, преодолел этот барьер, и что из этого вышло, страшно

вспомнить теперь... Все-таки расскажу... Четырнадцать лет мне было, отчим

был еще жив. Он воспитывал меня. Воспитывал более всего криком, а иногда и

оплеухами...

И вот после одной такой безответной воспитательной оплеухи я поклялся

себе, что в следующий раз дам сдачи, дам изо всех сил, чего бы это ни

стоило. Ждал, готовился, даже провоцировал... Я уже был довольно крепкий

парень, на физическую слабость вообще никогда не мог пожаловаться. И вот

она пришла, эта долгожданная оплеуха, пришла, как всегда, неожиданно, как

раз в тот момент, когда я был апатичен и чисто автоматически сказал ему

что-то непочтительное - что именно и в ответ на что, забыл совершенно,

причем сразу же... И вот она, оплеуха, свежевыпеченная, горячая - а я стою

перед ним, как всегда, обалдело, щека звенит... И вдругвспомнил. И...

Дальнейшие кадры памяти походят на смутный и многократно сам себя

перевравший сон.

Моя судорога, упирающаяся в его переносье, в упругий и хрупкий хрящ,

обтянутый живой желтоватой кожей, - и этот тихий тканевой вскрик,

беззвучный треск под костяшками... Тут же хлынула кровь, в два ручья...

Будто отворились шлюзы, будто ждала и не выдержала... И он заплакал - вы

понимаете? - он заплакал, слезы полились в такие же два ручья,

перемешались с кровью, и все это на пол, на пол, на стены... А он стоит и

фыркает, и пыхтит на месте, как паровоз, и вдруг забегал, забегал вокруг

меня и себя...

Вот как теперь, бледно-приблизительно... Постигшее меня самоощущение...

Дмитрий Сергеевич... Простите за натурализм... Он меня больше не

трогал. И не вспоминал... А через два месяца умер. Инфаркт...