КАК ЭТО БЫВАЕТ
— Вот так это и бывает.
Недаром говорят в народе: хочешь узнать человека — сделай ему добро или дай ему власть.Слезы снова увлажнили ее глаза и вновь, в который уже раз, она нервно раскрыла сумочку, достала дамский носовой платочек и поднесла его к глазам. Затем встала, подошла к окну и, повернувшись к свету и подняв голову, несколько раз глубоко вздохнула и помотала головой, то ли отгоняя тяжелые думы, то ли высушивая слезы.
Ее история, вернее история ее семейной драмы, и впрямь стала в последние годы обычной, даже банальной. По крайней мере в моей практике к наиболее частым эмоциональным травмам, с которыми обращаются люди — измена, развод, разрыв с любимым, — добавилась новая категория клиентов: женщины, мужья которых внезапно разбогатели.
Разбогатевший муж... Раньше, тому немного лет, таких ситуаций практически не было. Разве что какому-нибудь идеологически проверенному "товарищу" внезапно доверяли высокий пост, и он, неожиданно вознесшись "из грязи в князи", начинал стесняться своей неказистой подруги юных лет, которую в свое время выбирал то ли по принципу "руби елку по себе", то ли по соображениям карьеры. Да и то, в те времена разводы очень даже не поощрялись и не приветствовались. Так что жена, даже догадываясь об изменившихся в соответствии с должностью вкусах и предпочтениях мужа, все же была уверена в том, что по крайней мере формальная сторона брака будет соблюдена, а если, паче чаяния, развод, — денежное довольствие позволит существовать относительно безбедно.
Нельзя не учесть и факта весьма ощутимых общественных ограничений, которые поддерживались нормами коммунистической морали, партийными традициями и принципами. Такие мероприятия, как "персональное дело" или же "товарищеский суд", не только сдерживали, но и пугали тех, кто если и не дорожил семьей, то уж во всяком случае карьерой — наверняка.Однако, как это и бывает, внезапно все переменилось. Исчезли партийные собрания с персональными делами. Канули в небытие товарищеские суды, и после многих шумных кампаний, сопровождавшихся изрядной долей театрализованных представлений на площадях и во дворцах, после скандальных выяснений отношений со стрельбой из легкого и тяжелого оружия, наконец, после спешной замены одной бутафории на другую оказалось, что люди стали еще менее защищенными, чем раньше.
Вот и Анна Георгиевна. Ее история вкратце такова. С мужем она прожила двенадцать лет, с двадцати до тридцати двух. Родила двоих детей. Первый ребенок умер сразу же после родов. Второго выходила. Но девочка родилась как раз в год чернобыльской катастрофы, часто болела. Близких родственников, к которым можно было бы ребенка вывозить, не было. Родители Анны Георгиевны умерли, а родители мужа — часто болели. Приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы думать, как выжить. Анна Георгиевна с мужем были инженерами, работали на одном из больших киевских заводов. Первой встрепенулась Аня. Она закончила вечерние курсы бухгалтеров и на волне новых запросов устроилась на работу в совместное предприятие. Там пришлась ко двору. Симпатичная, толковая, расторопная и порядочная, она через год стала главным бухгалтером, а еще через два "выбила" себе помещение под магазин и открыла свое малое предприятие, директором которого, конечно же, стал ее Володя. Стеснительный и неуклюжий, типичный "технарь", Володя долго не решался на перемены, но к тому времени, когда его должны были вот-вот уволить по сокращению, Анна Георгиевна создала для него — для семьи! — и предприятие, и должность.
Не увольняясь со своей основной работы, она вечера, а иногда и ночи напролет просиживала над документацией мужа. Выполняла функции и бухгалтера, и менеджера, и толкача. Через год совершенно немыслимых нагрузок, часто в ущерб общению с ребенком и здоровью, она добилась того, что их магазин не только заработал, но и стал приносить ощутимую прибыль. Анна Георгиевна уже начала подумывать о том, чтобы окончательно перейти на работу в семейное предприятие, тем более, что характер мужа не изменился. Он как был неуклюжим в общении с людьми и робким в контактах с представители власти, таким и остался. У них как раз появились деньги на покупку квартиры, уже был приобретен автомобиль, намечалась покупка другого, как вдруг, совершенно неожиданно, как-то в начале сентября муж сказал:
— Ты знаешь, Аня, я так чертовски устал. Столько мороки со всем этим бизнесом. На кой черт он нам нужен?
Анна Георгиевна как раз мыла посуду после их позднего ужина.
— Что-то не пойму я, Володя. В каком смысле "на кой черт?" Вот купим квартиру, тогда можно будет и о даче подумать. Светочке же надо летом хоть воздухом дышать.
Володя как будто не расслышал ее ответ и продолжал:
— Я вот чего думаю. Не дело это, так напрягаться и тебе и мне. Посмотри на себя. На кого ты стала похожа? Ты же хронически не досыпаешь. Грипп вот опять на ногах выходила. Бросай ты эту работу. Побудь дома, отдохни. Я, вообще-то, хотел бы, чтобы ты со Светочкой поехала в Крым.
— А как же школа? — недоумевающе спросила Анна Георгиевна.
— Что там школа! — ответил Володя. — Толку от этой науки все равно никакого. Вот мы с тобой институты позаканчивали, и что?
В тот вечер их разговор на этом и закончился. Но когда через день Володя опять заговорил о том, чтобы Анна Георгиевна бросала работу, она с улыбкой благодарности расстроганно сказала:
— Ну хорошо, Володя, я уйду оттуда. Я и сама уже подумывала. Но, во-первых, не с руки сейчас. Ребята в СП многим мне помогли. И на мне там многое держится.
Да это ладно. А как ты себе представляешь у нас работу без меня?— Найму бухгалтера, — весело ответил Володя.
Анна Георгиевна не обратила на эти слова никакого внимания, точнее, просто не восприняла их всерьез. Но когда через день муж попросил у нее копии отчетных документов за два последних квартала, она почувствовала в груди холодок беспокойства.
— Зачем тебе, Володя?
— Я же говорил: найму бухгалтера, — ответил муж. — Пусть вникает, разбирается. Слава Богу, платить-то есть чем.
— Ты что, действительно хочешь подыскать бухгалтера? — спросила тогда Анна Георгиевна.
— Уже нашел! — недовольно ответил Володя, голосом подчеркивая свое нежелание продолжать разговор.
— А посмотреть на этого бухгалтера можно? — поинтересовалась Анна Георгиевна.
— Я как раз думаю пригласить его к нам на кофе, — вдруг, как показалось Анне Георгиевне, скороговоркой ответил муж. И тут же, медленнее и неувереннее добавил:
— Можно хоть завтра.
Анна Георгиевна потом, когда рассказывала об этом разговоре, вдруг закрыла лицо руками и прошептала:
— Господи, какая же я дура! Какая же дуреха, вы только подумайте! Я даже мысли, даже мысли не допускала о том, что у моего Володи, у неумехи моего, у моего мужа, с которым столько прожито и пережито, могла появиться другая женщина. И что он посмеет привести ее домой. В мой дом!
Но тогда, в тот злополучный сентябрьский вечер, она согласилась.
— Что ж, пусть приходит. Посмотрим, кого ты там нашел.
Когда в тот субботний вечер Володя пришел домой с худой и заметно некрасивой, в очках, молодой женщиной, очень похожей на скромную студентку, Анна Георгиевна как-то сразу успокоилась. Гостья вела себя учтиво, даже почтительно. Они пили кофе, потом Анна Георгиевна объясняла ей сложные пути появления именно такой, а не иной цифры в квартальном отчете. Наташа, так звали гостью, закончила недавно институт народного хозяйства, гордо переименованный то ли в академию, то ли в университет. Они еще тогда все втроем смеялись над этим комплексом неполноценности государственного масштаба, который в свое время подметили еще Ильф и Петров, не пропустившие того обстоятельства, что всякая ничтожная посудина на море предпочитала плавать не иначе как под именем вождя мирового пролетариата, а теперь любые курсы называются не иначе как колледж, а вот как назвать настоящий университет — так они и не придумали.
Помнится, Володя тогда шутил по поводу того, чтобы предложить Московское высшее техническое училище имени Баумана переименовать рангом повыше — в высший техникум имени Эдисона.Расстались хорошо, по-дружески. Володя проводил гостью до трамвая, и когда возвратился, спросил:
— Ну, так что, берем?
— Ты директор, — ответила Анна Георгиевна, — принимай решение.
В Крым они со Светочкой так и не поехали. Тем более что вскоре Володе предстояла командировка в Германию. Нужно было закупить немалую партию товара.
Анна Георгиевна редко бывала в магазине. Но накануне поездки она решила зайти, поговорить с помощником мужа, "коммерческим директором", как они его шутя называли, Юриком. Юрик был смышленый энергичный малый, по профессии официант. Когда-то он работал в известном ресторане на углу Владимирской и Прорезной. После долгих мытарств с трудоустройством, связанных с закрытием ресторана на капитальный ремонт, он через каких-то знакомых Анны Георгиевны прибился к Володе и стал ему незаменимой опорой. Вот и тогда, когда Анна Георгиевна зашла в его рабочий кабинет, вернее, в маленькую то ли светелку, то ли каморку, Юрик что-то считал на калькуляторе, с необыкновенной ловкостью нажимая на кнопочки небольшого и удобного то ли тайваньского, то ли гонконгского счетчика с распечатывающим устройством.
— Привет! — Анне Георгиевне было приятно видеть этого веселого, немножко нахального, но исключительно надежного и умеющего ценить дружбу парня.
— Здрасьте, здрасьте, — не поднимая глаз ответил Юрик. Было видно, что он настолько занят вычислениями, что не мог или не хотел отрываться от цифр даже для короткого разговора.
— Юрик, не хочу тебе мешать, — проговорила Анна Георгиевна, — но ты уж, пожалуйста, присмотри, чтобы Володя с немцами не оплошал. Все-таки немалые суммы перечисляем.
— Не извольте беспокоиться, мадам, — Юрик не отрывался от цифр. — Все будет ab gemaht zehr gut!
Чувствуя, что мешает, Анна Георгиевна скорее автоматически, по инерции, чтобы завершить разговор, спросила напоследок:
— Паспорт, визы, билеты — все в порядке?
Не поворачивая головы, Юрик ответил, продолжая выстукивать бесшумную дробь на калькуляторе:
— Да вот они, на столе.
Чисто машинально, даже не зная зачем, может, для того, чтобы взглянуть на разноцветную, переливающуюся разными цветами радуги печать немецкого посольства на визе, Анна Георгиевна взяла верхний паспорт, приоткрыла его и удивилась: с фотографии на нее глядело некрасивое, в очках, лицо Наташи.
— А что, Юрик, ты не едешь с Володей? — Анна Георгиевна удивилась еще раз, вслух.
— Да, то есть нет, — ответил Юрик и его рука остановилась.
— Как? Почему? — Анна Георгиевна вдруг почувствовала какую-то неловкость, неуместность и своего вопроса, и своего положения.
Юрик был у них и товарищем, и менеджером, и телохранителем, и даже переводчиком. Он всегда ездил с Володей в командировки. Но даже не в этом дело. Неловкость Анна Георгиевна почувствовала тогда, когда Юрик замешкался с ответом. В этот короткий миг молчания, в мгновение, когда Анна Георгиевна успела понять: "Думает, что сказать", в тот момент, по ее словам, в ней как будто молния сверкнула. В одну секунду всплыли в памяти частые сетования Володи на нерасторопных продавщиц, которых приходилось менять чуть ли не через две недели, его постоянные жалобы на усталость в те особые минуты, когда она нежно целовала его, а он говорил, засыпая: "Чертовски устал". Вспомнились намеки подруг о том, что бизнес мужей портит. Наконец совершенно неожиданно и вовсе некстати в памяти промелькнула пачка презервативов, которая как-то выпала у мужа из дипломата и которую, как сейчас со стыдом вспоминала Анна Георгиевна, он якобы купил для приятеля.
Она вдруг резко повернулась, так же резко вышла из комнатенки и скользнув взглядом по разрумяненным лицам двух продавщиц, почти вбежала в кабинет мужа...
Анна Георгиевна так и не смогла рассказать о том, что она там увидела. Каждый раз, когда она пыталась сделать это, слезы боли, обиды, непонимания, слезы острого стыда, отчаяния перекрывали ее голос, руки начинали дрожать, она закрывала лицо ладонями и плакала, плакала, плакала...
Домой она шла пешком. Через весь город. Шла пешком с одного берега на другой. Пока перебралась через мост Патона, несколько раз останавливалась на мысли, что сейчас, сейчас вот... Но образ дочери, образ маленькой русой Светланы, встававший перед ней как икона, хранил ее, а когда она ступила на землю противоположного берега, ей показалось, что она перешла из одной жизни в другую.
Та, первая жизнь, была нелегкой. Смерть ребенка. Смерть родителей. Но она была и радостной. Любовь. Рождение дочурки. Семья. Свое дело.
В этой, новой жизни, не было ничего. На какой-то миг ей показалось, что ее со Светочкой шальной волной смыло в темную холодную стихию ночного океана, и ей стало так страшно, что холодные струйки пота покатились по лбу, по лицу, по спине. Она не помнит, как пришла домой, как покормила дочку и проверила уроки. Помнит только, что страшно разболелась голова. С трудом вызвала "Скорую". Врач измерил давление, спросил:
— Что вы обычно принимаете?
— Ничего, — ответила Анна Георгиевна.
— Я спрашиваю, что у вас есть из ваших препаратов, ведь вы же гипертоник? — повторил свой вопрос врач.
— Я не гипертоник, — проговорила Анна Георгиевна, — это у меня впервые.
Две недели она проболела. Присматривала за ней подруга. А потом, когда муж вернулся из командировки и заехал домой за вещами, Анну Георгиевну вдруг опять охватил приступ такого страха, что на подкашивающихся ногах она едва успела дойти до дивана и рухнула на него, обливаясь противным холодным потом.
Муж заехал как раз, когда Светочка была в школе. В последние дни она все чаще спрашивала о папе.
— Мама, когда придет папа? — этот вопрос дочки больно отзывался в висках.
Вот и сейчас, глядя, как муж возится со своими вещами, укладывая их в чемодан, Анна Георгиевна не удержалась и проговорила:
— А как же Света, Володя?
Муж сел возле окна, закурил и спокойно ответил:
— Анечка, ты же со мной даже поговорить не хочешь. Я ведь, собственно, не хочу с тобой расставаться. Ну, попутал черт. Ну, с кем не бывает. Но все-таки мы же с тобой столько прожили и столько пережили. Я просто не знаю сейчас, как себя вести. Собирался, вот, в магазине пожить.
Анне Георгиевне на какую-то долю секунды показалось, что она сходит с ума. Она справилась со своими чувствами и совершенно ясно вдруг осознав, что ей страшно остаться одной, что она боится жить дальше без мужа, что ей жаль прожитых лет, что она, наконец, попросту любит его, этого нескладного человека, а мало ли чего бывает в жизни, она расплакалась. Ох, уж эти слезы! В последнее время они так предательски подводили ее, выплескивая наружу отчаяние и боль, а ведь она считала себя сильной.
Сквозь слезы она снова услышала голос мужа:
— Ты же знаешь, как я люблю Светочку. Я и не собираюсь отказываться ни от нее, ни от тебя. Просто мне нужна свобода. Я не хочу стеснять тебя. Тем более, что так вышло... Я, собственно, что хотел тебе предложить... Давай
вот эту квартиру, что мы покупаем, мы оборудуем под мой офис. Мой рабочий кабинет. Я там установлю факс, компьютер тоже нужен...
Анна Георгиевна вспомнила, как лихорадочно бегали пальцы Юрика по кнопкам калькулятора и в то же мгновение тупая боль поднялась в затылке, перехватила горло...
— Компьютер тебе нужен... — шепотом проговорила она, — а семья тебе нужна?
— Ну конечно же, нужна! — бодро ответил муж. — Как же я без тебя? Неужели ты думаешь, что я доверяю женщинам, которые клюют на мои деньги?
"Мои деньги... Его деньги... — промелькнуло в голове Анны Георгиевны. — А как же мои бессонные ночи, мои бесконечные переговоры и метания по инстанциям — насчет помещения, насчет первых поставок... Мои отчеты... "
— Хорошо, Володя, — ответила она тогда. — Давай не выяснять сейчас отношений. Я себя неважно чувствую. Оставайся.
Когда несколько недель спустя Анна Георгиевна пришла ко мне на первую консультацию, я вначале думал, что она что-то напутала. Она производила впечатление пациентки психиатрического стационара. Ее тихий, потухший голос, частые слезы, застывшая маска страдания — все заставляло думать, как минимум, о реактивной депрессии, осложненной неврастенией. Необходима была консультация врача. Как оказалось, потребовалось и лечение. Муж купил ей путевку в неврологический санаторий. Дочку на это время забрали родители мужа.
Вернувшись из санатория, Анна Георгиевна почувствовала, что дальше их прежняя жизнь продолжаться не может. Но как же быть? Разводиться она не хотела, жить с мужем, как будто ничего не произошло, не могла. Как же быть?
С этим вопросом она и появилась у меня во второй свой приход. Анализ жизненной ситуации Анны Георгиевны показал, что она пыталась действовать так, как если бы конфликта не существовало. В отношении мужа Анна Георгиевна вела себя так, как будто не имела к нему никаких претензий, из-за боязни потерять его, а себя в то же время изводила упреками в слабохарактерности или обвинениями в том, что ради самолюбия готова пожертвовать благополучием дочери. Запутавшись в неразрешимых противоречиях, в который раз жалея себя, мужа, дочь, Анна Георгиевна решилась, наконец, снова обратиться к психологу, чтобы разобраться в самой себе и в своих переживаниях.
К сожалению, у меня нет возможности описывать многотрудный и кропотливый процесс реконструкции личностного "Я" клиентки. Скажу только, что психокоррекция была нацелена на осознание не внешнего, по вине обстоятельств, а внутреннего характера ее жизненного конфликта. Конфликта, возникшего скорее всего по причинам, среди которых немалое место принадлежит и гиперопеке в отношениях с мужем, своеобразной родительской позиции Анны Георгиевны к нему, и одновременной слабости ценностной позиции женщины, не сумевшей в кризисной ситуации отстоять свое личностное достоинство, предавая которое, она почувствовала, что лишается стержня своего"Я".
Через несколько до предела эмоционально насыщенных психотерапевтических встреч Анна Георгиевна почувствовала, что в ней созрело некое новое смысловое образование, которым она и поделилась со мной.
— Вы знаете, — сказала она раздумчиво и спокойно, — мне кажется, я вот что открыла: все эти мои мучения, все эти терзания, все, что я переосмыслила, все это... — она немного помолчала, переводя дух, — это же не просто так... Я бы могла простить мужа и готова была простить... Если бы... Если бы он влюбился, полюбил бы... Но ведь он просто... развлекался на мои деньги. Да, я его любила. И люблю. Но вот что меня осенило. Меня осенило, что я боюсь потерять семью, боюсь потерять мужа, боюсь за дочку, которая может разлучиться с отцом. А он... Он — не то, чтобы не боялся, а, понимаете, что он говорит... Он говорит, что не хочет оставаться без нас. Но и с нами быть не хочет. Вот что открылось мне: что он меня припасает на черный день, а дочку... Дочку подкупает дорогими подарками... Для нее он хороший. Но что еще хуже... Я его не могу разлюбить. Я не хочу его любить, но не могу без него. Это ужасно. Это унижает. Я, может, даже не хотела бы и такого отца своей дочери, хотя не собираюсь его отнимать. Но что ведь тогда меня сразило — его хладнокровная подлость. Хладнокровная, понимаете? Ведь все, что было, — это же не ошибка, не "черт попутал", как он говорит, нет! А ведь столько прожито, столько пережито вместе... Ничего не пожалел. Я была как слепая, как одержимая. Я была закована в этот замкнутый круг привязанности и боли. Но вот к чему пришла: все, что я перестрадала и переосмыслила благодаря нашей работе, было не напрасным. Да, я не сделала выбора, но я осознала его возможность и сейчас хочу одного: помогите мне избавиться от моей бессильной и ненужной любви. Я не хочу разрушать нашу семью. Не хочу, но, видит Бог, прежняя наша с ним жизнь окончена. Того, что было, тех чувств уже нет и не будет никогда. Я хочу другого... Я хочу освободиться от того, что было и, если он пройдет через такой же кризис, как и я, дать ему возможность построить новую, уже на другой какой-то основе жизнь со мной. А сейчас я хочу расстаться с прошлой и подготовить себя к новой жизни, какой бы она ни была. А прошлое — пусть останется только как память, только как опыт... Счастливый и горький опыт... Любви, которая оказалась ненужной.
Так, преодолев ситуативную, мы вышли на глубинную личностную проблематику этой молодой, умной, красивой, преданной и в том, и в другом смысле женщины. Но это — уже совсем другая история.
Еще по теме КАК ЭТО БЫВАЕТ:
- Очень немногие когда-либо пытались уничтожать нас так, как это происходит сегодня в этой стране, это было бы расценено как изнасилование и поругание одного из самых ценных сокровищ Земли.
- Культ Матери. Что это такое? Какие правила поведения членов семьи предполагает собой Культ Матери? Как это должно проявляться в семье и в обществе?
- Пресса бывает...желтой и не очень
- ЛЮБОВЬ БЫВАЕТ ТОЛЬКО ВЗАИМНОЙ!
- РЕЗЮМЕ, или ПОЧЕМУ ДЕТСТВО БЫВАЕТ СЧАСТЛИВЫМ
- 2. Взросление – это и болезнь, и выздоровление, это, когда все по краю, у самой бездны. Это и жизнь, и смерть – родители должны быть постоянно начеку!
- Миф десятый. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
- Как это сделать?
- Как это сделать
- Как это проявится?
- Как это делается?
- КАК ЭТО — ВИДЕТЬ АНГЕЛОВ?
- Как воплотить это в жизнь
- Как воплотить это в жизнь
- Как воплотить это в жизнь
- Как воплотить это в жизнь
- Как воплотить это в жизнь
- Как воплотить это в жизнь