<<
>>

Изменения

В ходе терапии с пациентом могут происходить резкие выраженные, можно сказать драматические изменения, настолько яркие, что их трудно не отметить. Конечно, для терапевта, это свидетельство того, что работа проделана не зря, что он вместе с пациентом значительно продвинулся вперед.

Но огромное значение имеет то, чтобы такие изменения были отмечены самим пациентом. Признание произошедших изменений неизбежно приводит к осознанию значения собственных усилий и действий, личной ответственности за происходящее.

Как раз такую динамику можно проследить на примере пациентки, которая попала в клинику после попытки суицида. С ней был проведен интенсивный курс индивидуальной психотерапии, встречи происходили почти ежедневно. Здесь я привожу описание ее переживаний на третий и на девятый день терапии.

«Два года назад, 16 января, я впервые услышала от него, что он меня любит. От человека, которого я любила на протяжении семи лет. Я не поверила в это счастье, и каждый день я испытывала страх, задаваясь вопросом: «Неужели это правда, не сон?».

Два, три, четыре, я уже точно не помню, сколько месяцев мы провели в любовной эйфории, без проблем, без вопросов. Только любовь и счастье. Витя женат, у него маленький четырехлетний (а тогда ребенку еще было два года), ребенок. Но все это не препятствовало нам и нашим взаимоотношениям. Его супруга некоторое время была в неведении наших с ним отношений. Все шло, как по маслу. Он меня любил, как жену, как любовницу, как единственного человека, который у него был. Говорил, что я единственный на свете родной ему человек. Ну, а потом начались проблемы. Я не знаю, кто их создал. Скорее всего, тот испуг, которому подвластен любой мужчина, который пытается усидеть на двух стульях. Он стал искать причины унизить меня, пытался стать абсолютным лидером в наших отношениях.
Одним словом, он дал задний ход. Со временем я стала понимать, что теряю то, что нас связывало, что я одинока в своих переживаниях. Я больше не видела счастья и радости в его глазах. Наверное, все это вместе и привело меня к печальным событиям. Я понимала, что он не вдруг разлюбил меня или стал любить меньше, а то, что появились некоторые обстоятельства, которые заставляют его думать, а не любить. Моя уверенность из его же поведения и отношения ко мне в том, что в один прекрасный день он предпочтет меня, и именно меня, была очень высока и неоспорима. Оставалось только ждать. Но вдруг, в один прекрасный день, все мои ожидания рухнули, он стал стремиться приблизиться к тому своему лицу, которое я видела еще семь лет назад. Мое терпение и мои ожидания потерпели крах. Делала ошибки и я, но они были как следствие того, что совершал он. И на сегодняшний день, по его словам, он вновь хочет присвоить мне звание любовницы, а не жены, как раньше, показать мне мое место, и все больше и больше требует понимания и участия, при этом все меньше и меньше жалея меня. И вот, два мартовских дня, проведенных со мной в этом году, вдруг превращаются в нечто. Шестого марта она звонит ему и говорит, что прилетает в Санкт-Петербург, несмотря ни на что. Он приходит домой, рассказывает мне это, а также, что сегодня ночью он вылетает во Франкфурт, навстречу Светлане. И я, которая уже привыкла к пониманию и участию, которую пытаются даже научить жалеть эту Светлану, как всегда, молча реагирует на ситуацию, повторяя: «Да, да, я понимаю, лети». Но я не знаю, что происходит в этот раз. Установка дана, я не злюсь. И вдруг я взрываюсь: «Уходи! Я ненавижу тебя! Ты сволочь, предатель, трус!», и так далее. В ответ на мою реакцию он попадает в больницу с инфарктом, а я провожу вдалеке от него неделю наркотического опьянения. У меня срыв, мне надо себя успокоить. Я хочу поставить крест на том человеке, который подвластен влиянию другой женщины, которая якобы для него ничего не значит. Я целую неделю плачу в подушку, нюхаю кокаин и ем снотворное.
Через неделю я хочу покончить с собой, понимая, что то малое, что мне помогло жить, уже потеряно, и все попытки его вернуть оказываются тщетными. Если бы я только могла думать о другом – о солнце, о погоде, о странах, о моде, о себе. Но я не могу. Не могу. Попробуем, что же будет дальше. Я ем эти лекарства и сплю, сплю. И заснуть бы навечно. Слез больше нет, глаза высохли, и оттого еще тяжелее».

При рассмотрении этого текста нельзя не отметить уже известные нам особенности мышления, нашедшие свое отражение в словесном изложении. Переживания пациентки наполнены сверхобобщениями, категоричными суждениями, драматизацией и гиперболичной оценкой произошедших событий. В них очень часто проскальзывают устойчивые словосочетания - «дал задний ход», «на двух стульях не усидеть» - не имеющие под собой конкретного, четко определенного смысла. Известно, что пословицы, как любая форма метафоры, оказывают на нас очень сильное влияние, именно в силу многоплановости смысла, неопределенности. Такая условность значения приводит к тому, что в поговорках, присказках содержится только обобщенный смысл, не отражающий истинного, реального положения вещей. Зато, метафоры добавляют в нашу речь, а следовательно и сознание эмоций и драматизма, еще более усложняя адекватную оценку происходящего.

А вот записи пациентки на девятый день когнитивной терапии. «Мне, наверное, стало легче жить. Через это надо было пройти и успокоиться. Сейчас мне кажется, что это просто трудный момент в жизни, его стоит пережить, и возможно, пересмотреть. В конце концов, у всех есть проблемы, причем более значительные и неразрешимые. Все произошло потому, что, наверное, первый раз в жизни меня постигла неудача и разочарование. Я была к этому не готова, и никто не сумел мне помешать. Вчера у меня было ужасное настроение, депрессия, похожая на прежнюю. Ведь, собственно, ничего не изменилось, но я чувствую при этом какие-то силы, которые помешали мне сделать то же самое. Мне кажется, появилась некая безразличность.

Плохое настроение, и все. Но не безысходность. Есть еще завтра, есть планы. У меня не осталось больше слез и таких сильных обид, а всего лишь плохое настроение. Но появился некий оптимизм и мысли о завтрашнем дне. То, что я сделала, сегодня мне кажется глупым и неверным. Тогда мне во что бы то ни стало хотелось найти решение всех проблем. Все или ничего. Но сегодня я пытаюсь мыслить по-другому. Есть еще шансы на переосмысление жизни, и есть выбор, пусть не сегодня. Есть еще большой запас терпения и оптимизма. Главное, не зацикливаться на разрешимости тех же проблем. Я пытаюсь обращать внимание на то положительное, что было и осталось, и еще будет, и меньше внимания на свой характер и эмоции. Я давлю отрицательные эмоции, борюсь с ними. Если я сама себе не помогу, мне не поможет никто. Никто не знает, что будет завтра. Но никто не запрещает пробовать, делать попытки что-то изменить в своем сознании, если не удается изменить чужое. Может, у меня получится, и жить станет еще легче. Ведь уже что-то получается. И если сегодня плохой день, значит, завтра, по всей видимости, будет лучше. Просто тогда у меня истощились силы, и не осталось, как мне казалось, терпения, того самого, что спасало всю мою жизнь. Неожиданность, которая постигла меня, была настолько маловероятна для моего сознания, что я не находила сил, не искала выхода. Я сдалась. Теперь я стала немного старше. Я поняла, что такое неудача, что такое крах, что такое иллюзии, что такое проигрыш. На сегодняшний день я чувствую, что могу научиться думать иначе, думать о другом, и брать от жизни то, что она дает. И мое отношение к ней, такое, как у меня было раньше – «все или ничего», наверное, иллюзорно.

Конечно, здесь, все еще много таких суждений, над которыми с точки рения когнитивного терапевта надо работать. Но все же, нельзя не отметить изменений в восприятии ситуации, оценке событий, а главное появления жизненной перспективы, планов на будущее. Взгляд пациентки на вещи, на события стал более взвешенным, она научилась ценить те моменты, на которые не обращала раньше внимания.

И это все произошло, заметьте, за какие-то 10 дней интенсивных, упорных занятий.

Еще одна отличительная черта моих пациентов – невероятной силы зависимость от оценок других людей. Разумеется, всем людям свойственно обращать внимания на суждения окружающих, для многих значимо впечатление, которое они создают – без этого невозможна была бы социализация человека, усвоение общественного опыта в процессе развития. Для моих же пациентов, то, что о них скажут или подумают другие люди, принимает настолько катастрофичное значение, что существенно ограничивает их жизнь. И суждения о том, насколько важен наш позитивный образ в глазах окружающих, конечно, тоже нужно оспаривать, например следующим образом:

«Я могу общаться с молодыми людьми. В таком общении нет ничего опасного, это просто общение, которое в большинстве случаев ни к чему не обязывает. Я могу смотреть в сторону молодых людей, улыбаться ими, переглядываться с ними. Это меня ни к чему не обязывает.

Вот я в метро, напротив – симпатичный молодой человек. Почему я боюсь смотреть в его сторону? Неужели я боюсь, что он подойдет ко мне и скажет: «Девушка, не смотрите в мою сторону…»? Это ведь бред. Или я боюсь, что он плохо обо мне подумает, или что окружающие, заметив мой интерес к нему, подумают что-нибудь плохое обо мне. Но ведь это глупые мысли, я ведь не могу всегда поступать так, чтобы все обо мне думали только хорошее. Скорее всего, никто обо мне ничего не подумает, у людей и без этого хватает своих проблем. И ЧУЖИЕ МЫСЛИ НЕ МОГУТ ПРИЧИНИТЬ МНЕ НИКАКОГО ВРЕДА. Они вообще никак не могут на меня повлиять. Мне все равно, думает ли кто-нибудь в этот момент обо мне, я делаю то, что хочу, и я имею на это право. Чего я боюсь? Что может быть хуже ощущения одиночества и невостребованности? Сидя дома, убегая от молодых людей, избегая любого общения, я лишаю себя всякой возможности изменить свою жизнь. Пусть не очень приятно ходить куда-то одной, но прогулки по городу в одиночестве не запрещены, никто не имеет права осуждать или как-то оценивать меня потому, что я хожу одна по Летнему саду.

Пусть я просижу в одиночестве в Летнем саду несколько часов и никого не встречу, но шансов встретить так кого-нибудь гораздо больше, чем сидя дома. Глупо думать, что мужчина моей жизни свалится мне на голову в моей квартире, а по моему поведению похоже, что я рассчитываю именно на это.

Поэтому теперь я буду стараться изменить свою жизнь, я буду по выходным обязательно выбираться из дома куда-нибудь в одиночестве. Я буду смотреть на тех молодых людей, которые мне симпатичны, и я не буду больше убегать, если и они проявят интерес ко мне».

У всех живых видов существует два типа универсальных реакций на опасность – нападение или бегство. В рамках человеческого общения эти две формы поведения трансформировались в такие же универсальные реакции: мы можем либо кого-то в чем-то обвинять, либо оправдываться. А угрозой, в ответ на которую возникает то или иное поведение, является как раз оценка со стороны окружающих. В ответ на оценку нашей личности мы можем либо обвинить собеседника в чем-то, либо начать оправдываться. Задача психотерапевта помочь человеку отказаться от оценочного типа поведения. Никто не в праве оценивать других, их интересы и ценности. Оценить можно только поведение, конкретный поступок в определенной ситуации, но и то такая оценка будет скорее субъективной, а ни в коем случае универсальной и это нужно понимать. Именно оценочные, категоричные суждения о других людях формируют наши ирреальные ожидания, тем самым, ограничивая наши возможности.

Такие оценочные суждения о других свойственны для манипулятивного стиля поведения. Я рассказываю пациентам такой случай. Однажды, после особенно трудного дежурства в больнице, во время которого не о что прилечь, а просто отдохнуть было некогда, я приезжаю домой с одной-единственной целью – немедленно лечь спать, выспаться. В комнате, где я сплю, находится телевизор, и мой сын смотрит чемпионат мира по футболу. «Послушай, - говорю я ему. - У тебя плохие отметки по физике. У тебя до сих пор не написано сочинение. Вместо того чтобы заниматься уроками, ты смотришь футбол».

И я тут же спрашиваю пациента: «Скажите, пожалуйста, какое чувство я пытаюсь вызвать у своего сына?». Многие из них начинают говорить о чувстве ответственности, долга, уважения к старшим. Немногие догадываются о правильном ответе – своими словами я пытаюсь вызвать у сына чувство вины.

В ответ на мои слова сын говорит мне следующее: «Папа, но это ведь чемпионат мира. Он бывает один раз в 4 года. Мы так долго говорили об этом. Мы спорили, какая из команд выйдет в финал. Сейчас уже второй тайм. Подожди немного, я сейчас досмотрю и потом обязательно пойду заниматься физикой, и перепишу сочинение».

И я снова спрашиваю своего пациента: «Какие ответные чувства пытается вызвать у меня мой сын?». То же самое чувство вины. Когда мы пытаемся вызвать друг у друга чувство вины, это означает, что мы пытаемся манипулировать друг другом. Взаимная манипуляция никогда не приводит к разумным компромиссам.

Для того чтобы стать более уверенным в себе, сформировать ассертивный тип поведения, необходимо четко обозначать свои требования. Чем более конкретно мы выражаем свою мысль, тем скорее нас поймут, а значит, тем ближе мы к реализации поставленных целей. Вместо того чтобы мне, зайдя в дом, сказать сыну: «Немедленно убирайся вон, я ложусь спать», я начинаю им манипулировать. В ответ на это, он начинает манипулировать мной. И так может длиться до бесконечности.

Но иногда очень важно бывает найти разумный компромисс. Я помню, как в свое время мы проводили первую конференцию «Психиатрия консультирования». И ответственной за проведение этой конференции была профессор кафедры 1-го Меда. За месяц до проведения она позвонила мне и спросила, есть ли у нас в больнице оверхед, приспособление, с помощью которого изображение больших слайдов выводится на экран. Я ей ответил: «Да, конечно, есть». В день конференции профессор заходит в мой кабинет и говорит мне: «Володя, а где оверхед?». Я начинаю извиняться, говорю, что, к сожалению, я перепутал. Слова профессора: «Вот, все у вас так! Вечно вы все перепутаете!». Что она сейчас делает? Она манипулирует мной. В такой ситуации, самый эффективный способ реагирования – то, что в психологии называется способ «игры в туман», или способ согласия в принципе. Я тут же соглашаюсь с ней: «Верю, что вы так думаете, что я такой рассеянный человек». И я вижу, как профессор замолкает, как у нее от удивления немножко округляются глаза. Но тут же я продолжаю: «Но давайте вместе подумаем, как нам поступить». И мы вспоминаем, что спонсирует проведение конференции некая фармацевтическая фирма. Мы звоним представителю этой фирмы на мобильный телефон, спрашиваем, выехал ли он из офиса. Оказывается, нет. Дальше мы спрашиваем, есть ли у него оверхед. Он говорит, что, конечно, есть. Мы просим его захватить с собой. Он отвечает нам: «Без вопросов».

Наш манипулятивный диалог мог бы продолжаться до бесконечности, но в этой ситуации важно было быстро прийти к решению возникшей проблемы. Следует также знать, что обычно к манипуляции прибегает человек, который не уверен в себе, не уверен в правильности своих действий. Эта неуверенность и маскируется манипуляцией, основная цель которой – запутать и подавить партнера по общению. Ведь в ситуации с футболом я, когда пришел с дежурства, понимал, что моему сыну очень хочется посмотреть этот футбол, я понимал, что чемпионат бывает раз в 4 года. И я сам бы с удовольствием его посмотрел.

Приведу еще один пример из личного опыта. Меня вызывает к себе главный врач, он начинает меня отчитывать: «У тебя плохо поставлено ведение документации, тобой недовольны многие заведующие, на тебя жалуются больные». По сути, мы здесь видим пример манипулятивного поведения, оценка моей трудовой деятельности главным врачом выдается как нечто объективное. Моя задача – свести эту оценку до его субъективного мнения, это оценка одного человека, и она ни в коей мере не может быть абсолютно объективной. Что я и делаю, в ответ на его замечания: «Предполагаю, что ты действительно так думаешь». Этой фразой я немедленно свожу его всеобщую (генерализованную) оценку к оценке отдельного человека в данный момент времени. «Но я сейчас попытаюсь показать тебе, что это не так». И дальше я привожу ему объективные данные.

Вот как подобную схему могут использовать пациенты. Следующий далее диалог записан моим пациентом, переживающим разрыв с женой. Он хотел восстановить их семью, и прилагал к этому максимум усилий, которые, однако, не увенчались успехом.

Она: «Вот у тебя есть ум, или его нет совсем? Я же просила тебя не впутывать в наши отношения ребенка. Он вчера ночью плакал в подушку. Он мне все рассказал о разговоре в машине, и очень просил тебе об этом не говорить. Он сказал, что очень любит маму, и очень любит папу. Зачем ты пытаешься воздействовать на него таким образом? Ты травмируешь его душу. Ты подонок, ничтожество! У него идет переломный период. Ты хочешь, чтобы он наложил на себя руки?».

Здесь мы встречаем уже знакомые способы манипуляции – апелляция к чувству вины, драматизация происходящих событий, негативная оценка, принижение собеседника.

Мой пациент: «Я обещаю, что этого больше не повторится».

В данном ответе он не манипулирует, он принимает обвинения и просто обещает.

Она: «Ты уже мне это говорил. Тебе нет веры. Ты больной человек. Тебе надо лечиться».

Мой пациент: «Я повторяю, что этого больше не будет. Я очень переживаю все это».

В этой фразе помимо обещания, стремления уладить конфликт, присутствует еще и самонаблюдение, отражение собственных чувств. Именно способность отражать, осознавать свои переживания и чувства, позволяет пациенту в данный момент управлять своими эмоциями и не поддаться на манипулятивные провокации.

Она: «У него завтра зачет. Он в таком состоянии его не сдаст. Он вылетит из школы, и придется кому-то идти к директору с деньгами. Их нет сейчас ни у кого».

Мой пациент: «Меня сейчас везут на «скорой» в больницу. Я не могу больше говорить».

Здесь уже становится очевидным, что манипулятивные обвинения со стороны жены достигают своей цели. Он как бы пытается обратить ее внимание на то, что он находится в болезненном состоянии, подразумевая, что в этом есть и ее вина.

В конце концов, я порекомендовал моему пациенту хотя бы в течение месяца отказаться от разговоров с сыном о воссоединении семьи, не приносить букеты цветов, которые бывшая супруга картинно выбрасывала в окно, и даже не смотреть в ее сторону. Не говоря уже о том, чтобы пытаться как-то с ней общаться. И через месяц она вернулась к своему мужу. Такое изменение поведения со стороны мужа просто сломало сложившийся стереотип их общения между собой, и позволило пересмотреть их отношения.

Таким образом, малейшее допущение того, что события могут развиваться по-другому, что эмоциональные реакции также могут варьировать открывает дорогу необходимым изменениям.

<< | >>
Источник: Косинский В.П.. Практика рациональной терапии (Заметки психотерапевта). 2000

Еще по теме Изменения:

  1. Статья 652. Изменение или расторжение договора в связи с существенным изменением обстоятельств
  2. 7. Изменение и расторжение договора в связи с существенным изменением обстоятельств
  3. 2. Изменение учредительного договора вследствие изменения состава участников юридического лица
  4. § 17 Изменение в существующих обязательствах. – Общие причины изменения прав и обязанностей по договору. – Отступление от права и уступка. – Нарушение обязанности, вина. – Понятие о внимании и радении и ответственность. – Умедление и признаки его. – Ответственность за умедление.
  5. Изменение реальности
  6. Изменения и инновации.
  7. АФФЕРЕНТАЦИЯ ИЗМЕНЕННАЯ
  8. Суть сопротивления изменениям.
  9. § 2. Изменение и расторжение договора
  10. § 5. Изменение и расторжение договора
  11. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ИЗМЕНЕНИЕ Л И Ц В О Б Я З А Т Е Л Ь С Т В А Х
  12. Глава 11 ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ
  13. § 11.1. Сущность изменений в организации
  14. §61. ИЗМЕНЕНИЕ И РАСТОРЖЕНИЕ ДОГОВОРА
  15. Неопределенность в организации и проводимые изменения.