<<
>>

Основания

Бэст определяет свидетеля как лицо, доставляющее суду доказательство (a person, who gives evidence to a judicial tribunal). Мы внесли в определение понятия свидетеля две характерные черты: а) уголовную ответственность, ибо дача свидетельских показаний есть повинность государственная давать правдивое показание для оказания содействия правосудию.

Следовательно, это повинность, правильное отбывание которой должно быть обставлено известными санкциями, имеющими в виду обеспечить как самую явку свидетеля, так и надлежащее выполнение этой повинности сообщать правду, б) вторую характерную черту свидетеля мы видим в том, что он дает суду сведения на основании личного знания, т. е. знания верного, полученного им чрез свои собственные органы чувств. Личное знание считалось и в старом нашем праве характерным признаком свидетеля, который обыкновенно называется "послухом", а свидетельство послушеством. В Судебниках встречаются места: "а послухом (т. е. свидетелем), не видав, не послушествовати, а, видевши, сказати правду".
Иногда же свидетели в старом нашем праве называются просто "правдою", а свидетели, на которых сделана общая ссылка, называются: "обчею правдою". Правда считалась в нашем старом праве обязанностью обывателей, по-видимому, даже государственною повинностью, что следует из того, что послухи пред допросом не приводились к присяге. Послухам напоминалось только, чтобы они показывали по прежде данной ими верноподданнической присяге.

Судьи пред допросом говорили им: "Скажите, по государеву крестному целованию, как за государя крест целовали".

Из того, что свидетельское показание есть правда, которая должна быть даваема государству как повинность, вытекает все законодательство о свидетелях. Если свидетельское показание есть требуемая государством правда, то, понятно, что законодательство о свидетелях должно содержать в себе правила о допустимости свидетелей (competency of witnesses), следовательно, правила о необходимых ограничениях права свидетельствовать и, далее, правила о лучших способах отобрания свидетельских показаний с целью использования их для целей суда.

При этом, конечно, должны быть в науке вырабатываемы, как о всяком виде доказательств, и общие юридические основания для суждения о силе свидетельских показаний. Эти общие основания к суждению о силе свидетельских показаний, вытекая из самых способов отобрания и эксплуатирования свидетельских показаний, получают еще богатый материал их знания психологии свидетелей как материала эмпирического.

Но этот эмпирический материал, главным образом, может иметь значение лишь тогда, когда он будет накоплен личным опытом судьи. Пример такой сокровищности личного опыта представляет ряд художественно-психологических очерков разных типов свидетелей, которых находим в недавно появившейся статье А. Ф. Кони: "О свидетелях". И богатые данные этого личного опыта судьи трудно подчинить какой-нибудь классификации, как трудно заковать в тиски жизнь и сохранить при этом ее отличительную черту движение. Как подвести под какую-нибудь классификацию следующий тип свидетеля, который прямо нарисован с натуры пером Кони. "...осталось еще указать на один вид сознательной лжи в свидетельских показаниях, лжи беззастенчивой и нередко наглой, нисколько не скрывающейся и не заботящейся о том, чтобы быть принятой за правду. Есть свидетели, для которых по тем или другим причинам явка пред судом представляет своеобразное удовольствие, давая возможность произвесть эффект "pour epater le bourgeois", как говорят французы, или же получить аванс за свое достоверное показание, не приняв на себя никакого обязательства за качество его правдоподобности... Свидетель по громкому делу о подлоге миллионного завещания Беляева мог быть назван типичнейшим представителем сознательной и бьющей в глаза лжи. Содержась под стражей, он сам просил вызвать себя в суд, имея показать нечто чрезвычайно важное.

Введенный в залу, он уселся под предлогом боли в ноге и, с любопытством разглядывая присутствующих, смеялся глазами и, делая театральные жесты, начал явно ложный рассказ, опровергаемый почти на каждом шагу фактами и цифрами. Очевидно, стараясь рассмешить публику и самому натешиться, он на все обычные вопросы отвечал в иронически-почтительном тоне, называя председателя "господином президентом".

Он удивленно спрашивал, почему последнего интересует вопрос о его вероисповедании, любезно прибавляя: "православный, православный, pour vous etre argeable...", объяснил, что нигде не проживает, ибо "герметически закупорен" в месте своего заключения, и заявил, что судился дважды один раз в Ковенской уголовной палате в качестве таможенного чиновника и за содействиe к водворению контрабанды, причем оставлен в сильнейшем подозрении, а в другой в Версальском военном суде за участие в восстании коммуны, причем приговорен к расстрелу. "Но приговор", добавил он, "как, быть может, присутствующие изволят заметить не приведен в исполнение". В показании своем он настойчиво утверждал, что был в два часа дня 4 апреля 1866 г. на Дворцовой площади, приветствуя вместе с собравшимся народом невредимого после выстрела Каракозова государя. На замечание прокурора, что покушение было совершено в четвертом часу, и весть о нем раньше четырех часов не могла облететь столицу, этот свидетель, хитро прищурив глаза и обращаясь к председателю, сказал: "Мне кажется, господин президент, что для патриотических чувств не должно существовать условий места и времени". Мы нарочно привели этот тип, достойный помещения в галерее Гоголя, чтобы показать, что нет возможности заменить живой, полный образов, опыт судьи этот неисчерпаемый калейдоскоп какими-нибудь систематическими распределениями, охватывающими все разнообразие человеческих индивидуальностей. Но это не значит, что мы против обобщений, являющихся неизбежно после того, как эмпирически материал сделался достаточным для выводов общих положений. Но такой вывод общих положений результат вековой работы, а не спешной экспериментации психологической в лабораториях и опытов, смахивающих на игру в фанты, в аудиториях.

В наше определение понятия свидетеля вошла следующая черта: "на основании личных восприятий", т. е. свидетель дает суду те сведения, то знание факта, которое им получено на основании личных восприятий. Поэтому повторение неопределенных слухов, народной молвы не есть свидетельствование о факте, а повторение лишь того, чего свидетель не знает на основании личных впечатлений.

Ст. 718 Устава уголовного судопроизводства говорит, что свидетелю предлагается рассказать все, что ему известно по делу, не примешивая обстоятельств посторонних и слухов, неизвестно от кого исходящих(1). Статья эта в точности определяет то, что для уголовного процесса обозначает несколько неточное английское название "hearsay evidence", которое вводит часто в заблуждение. Конечно,свидетельство по слуху, неизвестно откуда исходящему, не означает свидетельства о слухе, существовавшем в данной местности и в данное время. Такой слух, существование которого составляет предмет судебного исследования, может быть установлен лишь свидетелями. Ст. 718 Устава уголовного судопроизводства имеет в виду передачу неопределенной народной молвы, которую проверить невозможно, которую потому и нельзя допустить на суд в качестве доказательства. Видел ли он что-нибудь или слышал что-либо, свидетель должен передать лишь то, что видел собственными глазами или слышал собственными ушами. Если же он имеет знание о каком-либо факте не на основании личных впечатлений, а по слуху от других, он должен указать этих других, которые могут явиться свидетелями. Такое указание потому уже необходимо, что, в противном случае, свидетель по слуху, неизвестно откуда исходящему, не давал бы на суде показание под личною своею ответственностью. Лучше сказать, повторяя слова Бэста (Principles of law of evidence, p. 627), свидетель должен давать свое показание при таких условиях, которые ставят его под удары всех уголовных гарантий, ограждающих правдивость свидетельских показаний.

<< | >>
Источник: Л.Е. Владимиров . Учение об уголовных доказательствах..

Еще по теме Основания:

  1. Основания и способы установления обязательств. Виды обязательств (в зависимости от их оснований)
  2. § 81 Основания вотчинного права в России. – Историческое происхождение вотчинных прав в центральной России из местного владения. – Владение землями и основания прав в северных областях, в Малороссии, в бывших землях литовских, в новороссийском крае, в Крыму
  3. Основания и способы приобретения права собственности. Приобретательская давность как основание приобретения права собственности
  4. Основания
  5. Основания
  6. Основания внутреннего убеждения
  7. Основания
  8. Основания
  9. Основания
  10. Основания
  11. Основания
  12. Основания
  13. Основания
  14. Основания
  15. Основания
  16. § 1. Понятие и основания наследования