<<
>>

Глава 4 ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ СЕМЬИ КАК СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА

Говоря о движущих силах истории, следует признать, что в числе факторов социальных изменений не могут не быть потребности функционирования института семьи. Многовековое сохранение расширенной, патриархальной и многодетной семьи, основанной на полигамном и моногамном браке, говорит об экзистенциальной важности семейной организации жизнедеятельности и семейной формы хозяйствования, семейной экономики.

Точно так же само сохранение человечества есть итог действия социальной организации, успешный результат социальной системы.

93

Поэтому история не просто демонстрирует адаптацию человека в этом мире, она представляет материал для анализа того, как и за счет чего достигался этот успех, ибо существование человеческого рода не просто изначальный и вечный факт жизни. Существование человечества может быть проблемой - в этом один из уроков XX в., деятельность самого социума таит в себе угрозу. Это может быть угроза ядерного уничтожения и экологического самоубийства, а также социальной дезорганизации из-за нравственной деградации по причине исторического краха семьи.

Исчезновение семейного образа жизни и замена его одиночно-нарциссическим ведет к плюрализму разновидностей социальной патологии. Нет научных данных, подтверждающих догму теории модернизации о том, что "прогрессивное развитие" общества автоматически ведет к "прогрессу личности" (отменяющему извечный конфликт между личностью и обществом), когда интересы личности оказываются одновременно интересами общества. Красивая иллюзия о росте "самосознания" личности не увеличивает экологическую, политическую, демографическую и любую другую "сознательность", расширяющую на основе свободы выбора зону личных решений, направленных на благо общества. Эмансипация личности от семьи и нуклеаризация самой семьи, разъединение семейных поколений, массовость малодетной семьи и ее несостоятельность в такой социализации потомства, когда оно готово мотивироваться к действиям, отвечающим нуждам общества, потому, что оно прежде, в семье, мотивируется подчинять эгоцентрические интересы семейным, - все это привело в XX в.

в промышленно развитых странах к устранению семейного влияния, посредничества семьи в противостоянии личности и общества. Отсюда проистекает взаимная нереспонсивность, невосприимчивость к потребностям друг друга: личность отстраняется от всего общественного как чуждого, как безлично-государственного, а общество проваливается в пропасть тоталитаризма, принуждающего личность к всепоглощающему конформизму.

Дофамилистическая эпоха. Семья и фамилистическая культура возникают исторически, хотя отдельные парные семьи и зачатки фамилизма как системы ценностей, при которой жизнь и благополучие отдельных индивидов зависят от сплоченности и жизнедеятельности первичного микрокруга людей, связанных родственно-брачными отношениями, наблюдаются на первоначальных этапах становления человечества. В борьбе за существование человеческие племена создают социальную организацию, ориентированную на выживание рода, на функционирование родовых структур при смене поколений. Выживание индивидов было следствием адаптации рода к среде и

94

следствием успеха обучения индивида общепринятым формам жизни, усвоения правил, проверенных опытом образцов поведения.

Приобщение потомства к адаптивным нормам жизнедеятельности посредством социализации, а не инстинктов отличает человеческие племена от популяций животных. Проводниками этой социализации оказывались старшие члены рода, а не кровные "родители". В условиях группового брака и разделения рода на экзогамные и эндогамные группы функция родительства распространялась на весь род-племя, на старших представителей рода. Потребовалась длительная эволюция для выделения и детализации социальных ролей матери и отца, других родственных уз. Важно подчеркнуть, что усилия тратились на противостояние высочайшей смертности индивидов и гибели родов. При этом удалось создать такую социальную организацию, которая органично соединяла в себе социальные нормы, регулирующие сохранение социального строя, порядка жизни, обеспечение существования членов рода и поддержку высокой рождаемости, компенсирующей все людские потери.

Удивительно, но основные черты системы социальной регуляции рождаемости, нейтрализующей высокую смертность и обеспечивающей прирост населения, просуществовали тысячелетия, были восприняты как опоры фамилизма и сохранились вплоть до XXI в. Интересно хотя бы кратко рассмотреть, как достигалась концентрация всей социальной жизни на продолжении рода.

Вся общественная организация прошлого была подчинена не только интересам обеспечения безопасности, но и интересам воспроизводства населения. Социальные нормы высокой рождаемости функционировали прежде всего в форме табу на всякое предупреждение и прерывание беременности, т.е. в форме запрета на вмешательство в репродуктивный цикл - физиологическую последовательность наступления беременности и родов после сексуальных отношений (схема 4-1).

Подобные нормы, по нашему мнению, логично называть нормами многодетности, так как при их функционировании число живорождений у отдельных женщин находилось в зависимости только от степени плодовитости (т.е. способности к зачатию и вынашиванию), и создавалась иллюзия цельности, соединенности брачно-секеуального поведения с репродуктивным на основе запрета абортов и контрацепции (нарушение табу могло караться смертью и, значит, противоречило потребности в индивидуальном самосохранении).

В ходе развития человеческого общества невозможность непосредственного воздействия на высокую смертность вызвала запрет на непосредственное вмешательство в репродуктивные события, предшествующие

95

Схема 4-1

СИСТЕМА СОЦИАЛЬНЫХ НОРМ МНОГОДЕТНОСТИ

родам (хотя средства предупреждения и прерывания беременности были известны издревле).

В процессе исторического развития и усложнения социальной организации запрет на контрацепцию оставался в силе из-за высокой смертности. В связи с запретом на сексуальные отношения в зависимости от сезонного цикла хозяйственных работ (производственные табу) из календарного года выпадала значительная часть времени, что делало излишним какое бы то ни было предупреждение и прерывание беременности.

Следует подчеркнуть, что при низкой средней продолжительности жизни (20-25 лет) нормы детности были нацелены на полную реализацию репродуктивного периода в пожизненном браке. Отсюда тенденция к раннему вовлечению в брачные отношения всех достигающих половой зрелости и к продолжению деторождения вплоть до потери плодовитости. Отсюда и "сцепление воедино" (ради единой цели - многодетности) брачно-сексуального, репродуктивного и са-мосохранительного поведения личности.

96

Семья в доиндустриальную эру. Социальная организация, построенная на фундаменте системы норм многодетности, подтвердила свою эффективность тысячелетиями исторической практики. Менялись времена, конкретным историческим содержанием наполнялись социальные регуляторы поведения людей, в том числе связанного с воспроизводством населения. Семья-род или семья-община, основанные на групповом браке, по мере социальной дифференциации и обособления социальных институтов, прежде всего, государства локализуются в хозяйственные объединения родственников, центром которых становится парный брак, парная семья.

Для возникновения семьи необходимо наличие экономики и собственности, отношений власти и подчинения, укорененных в сложно-иерархизированной социальной структуре. В первобытных обществах существуют производственно-потребительские отношения, но нет экономики как таковой. Только при появлении четкой социальной стратификации, классово-групповой дифференциации в рамках "командно-распределительной" экономики начинает заявлять о себе потенциал парного брака. На ранних стадиях рабовладельческого строя за несколько столетий, до новой эры возникает та социокультурная форма жизнедеятельности, которая именуется семьей. Конечно, в связи с недостаточной исследованностью этого вопроса трудно определить момент возникновения семьи, но важно знать, что ее происхождение обусловлено гармоническим сочетанием многообразных функций, укрепляющих посредническую роль семьи на основе автономного семейного домохозяйства, совместной социальной и производственной деятельности всех членов семьи, когда потребность семейного объединения в исполнителях социально-семейных ролей и в работниках одновременно оказывается потребностью членов семьи друг в друге, потребностью родителей в детях и детей - в родителях.

Обширная семья при рабовладельческом строе включала в себя не только парную семью с домочадцами, но и рабов, имущество, домашних животных. Она мало походила на патриархальную семью феодальной системы, относительно которой известно многое благодаря этнографическим данным.

Если мы обратимся к расширенной семье патриархального типа, то в ней производственно-хозяйственная деятельность сочеталась с воспитательно-профессиональной передачей знаний и навыков подрастающим поколениям, с укреплением моральных ценностей и религиозных традиций. Семья была полифункциональна, но ядром широкого круга выполняемых ею функций оставалось обеспечение воспроизводства населения. Патриархальная семья была источником

97

благополучия и здоровья, заботы о престарелых и детях, оплотом безопасности и социального контроля и т.д. В пределах имеющейся автономии семьи от прочих общественных институтов семейный образ жизни становился чуть ли не единственной формой бытия личности (производство, обучение, отдых, игры и развлечения - все совершалось в семье). В значительной степени даже физически можно было уцелеть, лишь принадлежа к семейному клану. В этих условиях ориентация личности на семью определялась всем строем жизни, причем ценность семьи, благополучие семейного коллектива обусловливали и индивидуальное благополучие.

Подобная ориентация на семейно-родственный коллектив усиливала мотивы многодетности, так как увеличение численности семьи прямо определяло ее благосостояние и могущество с точки зрения интересов семейного производства. Установки личности на многодетность в этих условиях укреплялись также благодаря авторитарной семейной структуре и обусловленности социального положения личности в общине родительским статусом. Краткий период социализации ребенка, участие детей в домашних делах, в производстве с ранних лет, поощряли потребность в многодетности, поскольку польза от детей явно перекрывала издержки.

Кратко суммируем основные черты семейного образа жизни при феодализме.

Во-первых, "семья" и "экономика" были неразделимыми понятиями, производственные отношения существовали в форме семейных, демографических отношений, семейные проблемы были "продолжением" вопросов собственности и труда. Дети благодаря существовавшим культурным нормам возрастного старшинства рассматривались одновременно и как находящиеся на содержании, и как работники. Взрослые в такой семье также были зависимы от своих детей, нуждаясь в их экономической поддержке в старости, и поэтому уделяли огромное внимание успешной передаче экономических ресурсов семьи следующим поколениям. Подобная взаимосвязь, когда благополучие каждого определяется благополучием всей семьи, и есть основа фамилизма - как характеристики образа жизни, основанного на "семьецентризме". Соответственно в такой, ориентированной на семью и домохозяйство системе жизнедеятельности социальные роли мужчин и женщин были строго дифференцированными и взаимно дополняли друг друга.

Во-вторых, доминантой общественной жизни была власть родства. Семьи были не только большими и сложными, объединяя в себе несколько поколений и боковых ветвей, но и связанными многочисленными родственными связями и отношениями свойства с большим числом других семей, с которыми они осуществляли "брачный" обмен.

98

В-третьих, преобладающей была крестьянская семья,чья жизнь, как и жизнь семьи дворянской, была неразрывно связана с землей. Земля была не только всеобщим базисом производства, но и основой, на которой держалась вся жизнь семьи. Определяющим в мотивации поведения семьи было ориентированное на детей использование земли. Семья была способом "обращения капитала", движения земельных ресурсов от поколения к поколению.

В-четвертых, это предопределяло многие другие характеристики семьи и, в частности, то, что она была многодетной (и по социально-нормативной направленности и фактически).

Пятым отличительным свойством патриархальной семьи была мощная власть межпоколенных связей. Возраст был основным агентом социального контроля, при котором старшие поколения, используя свое право распоряжения ресурсами семьи, отстаивали и увеличивали свой статус и власть.

Эти пять фундаментальных признаков - семейная экономика, власть родственных связей, нераздельная связь с землей, многодетность и приоритет старших поколений - обеспечивали семье устойчивость среди других социальных институтов.

Семья и индустриализация. Развитие капитализма вело к глубоким переменам образа жизни населения, и не только постоянно растущего городского, но и сельского. Прежняя роль семьи как посредника во взаимосвязи общества и личности, как основной производственной и социальной ячейки общества, способной к поддержанию норм многодетности и развитию многообразных стимулов к рождению большого числа детей, стала приходить в упадок под влиянием индустриализации и промышленного производства, вытягивающего всех членов из лона семейного производства в сферу наемного труда. Переход ряда функций семьи к другим социальным институтам превращает семью в хозяйственно-потребительскую ячейку, где каждый из ее членов вовлекается в такую деятельность, в которой семейные связи утрачивают свое прежнее значение посредника.

Рождение большого количества детей постепенно теряет свое экономическое значение. Удлинение периода социализации детей и изменение социальной роли ребенка усиливают экономическую зависимость детей от родителей и ослабляют репродуктивную мотивацию, прежде всего экономические и социальные мотивы многодетности.

Спонтанному ослаблению норм многодетности, редуцированию их до ее нижней границы (5 детей) и ниже содействует постепенное уменьшение детской смертности, сближающее число рожденных детей

99

Схема 4-2

РАЗРУШЕНИЕ СИСТЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ НОРМ МНОГОДЕТНОСТИ

с числом доживающих до совершеннолетия. Последнее обстоятельство окончательно разрушает запрет на вмешательство в репродуктивный цикл. Улучшение санитарно-гигиенических условий жизни, успехи медицины и здравоохранения укрепляют здоровье личности, удлиняют срок жизни и непосредственно воздействуют на уменьшение смертности. А это означает, что самосохранение населения в условиях контроля над смертностью непосредственно зависит от сокращения смертности и не нуждается в какой-либо подстраховке через высокую рождаемость.

Тем самым многодетность потеряла свою главную опору, а рождение детей, функционально никак не связанное с физическим самосохранением Я, теперь могло сокращаться беспредельно, точнее, до бездетности (схема 4-2).

Снятие запрета с применения контрацепции и абортов привело к дальнейшей переоценке ценностей, к углублению диссонанса между

100

всеми элементами в прошлом сбалансированной системы социального поощрения высокой рождаемости. Возможность непосредственного вмешательства в репродуктивный цикл лишает смысла прежние ограничения на добрачные и сексуальные отношения в браке, на процедуру развода и т.д. Улучшение здоровья населения, увеличение физиологических границ репродуктивного периода жизни способствуют развалу старого "механизма" социального контроля над рождаемостью. Однако не создаются какие-либо новые социальные стимулы к рождению нескольких детей, но какое-то время инерционное действие норм многодетности в изменившихся обстоятельствах продолжает обеспечивать высокую рождаемость.

Эволюционный процесс изменения структуры социально-нормативной регуляции детности, связанный с перемещением норм регулирования рождаемости на события репродуктивного цикла и с "расщеплением" ранее созданного единства всех основных видов демографического поведения, не является сам по себе "плохим". Подобное изменение структуры регуляции репродуктивного процесса человека необратимо. Важно понять, что разгадка регуляционного механизма высокой рождаемости, просуществовавшего на протяжении всей истории человечества вплоть до XXI в., таится в прежней "сцепленности" самосохранительного, брачного, сексуального и репродуктивного поведения. Различные исторические эпохи в зависимости от особенностей общественно-экономических формаций накладывали свой отпечаток лишь на специфику содержания мотивов многодетности, не затрагивая принципов социального контроля над соединенностью всех типов демографического поведения.

Только на тех стадиях социально-экономического развития, где происходит дифференциация социальных институтов и института здравоохранения, и создается возможность целенаправленного снижения смертности, отпадает необходимость запрета на контрацепцию и, следовательно, начинается постепенное разрушение всего здания социальных норм детности.

Однако факторы, вызывающие снижение смертности, ведут к ослаблению той роли, которую выполняла семья по сочетанию интересов личности и общества. Такое ослабление посреднической роли семьи в разных странах мира происходит неравномерно в зависимости от дробления и обособления социальных институтов, и потому снижение рождаемости (в пределах многодетности) может наблюдаться и в докапиталистических формациях. Но именно на стадии крупного капиталистического производства происходит устранение семейного производства как основного вида прежней "семейной экономики", опирающейся на многодетность.

101

В свою очередь это устранение развивает ценностные ориентации членов семьи на личные достижения во внесемейных сферах деятельности, что ведет к перевесу этих ориентации над ценностью укрепления домашнего очага, наличия нескольких детей в семье. Городской образ жизни закрепляет всей массой мелочей повседневности и быта обесценивание семьи и дома, т.е. ослабляет потребности личности и семьи в нескольких детях. И поэтому нет ничего удивительного в массовом распространении малодетности - разрушение системы норм высокой рождаемости не сопровождалось созданием нового типа социальной деятельности - семейной политики, направленной йа укрепление семьи с несколькими детьми.

Можно обобщить изменения семьи, происходящие в эпоху индустриализации и урбанизации, но с той оговоркой, что вопреки про-грессистской теории развития исторические достижения в технике и технологии не сопровождались непосредственно соответствующими изменениями семейных структур. Потребности самой семьи как автономной системы активизируют семейную жизнедеятельность, внося изменения в экономику, технологию, нравы, т.е. в образ жизни, социальные отношения. Поэтому некоторые социологи подчеркивают независимое влияние семьи на индустриализацию и доказывают, как, например, У. Гуд, что при любом анализе общественных трансформаций семейные структуры должны учитываться как независимые переменные, ибо смена типов и моделей семьи не может быть предсказана исходя только из экономических и технологических данных.

Если считать специфическими (для существования семьи как таковой) семейными потребностями сохранение преемственности семейных поколений, сохранение единства родительства-супружества-родства, то было бы правильно проследить, как в ходе истории эти потребности (точнее, необходимость их реализации) ищут и находят те формы социального бытия, которые способствуют устойчивости института семьи среди других институтов. Эти неспецифические функции семьи в сильнейшей степени обусловлены конкретными особенностями той или иной эпохи и могут идентифицироваться даже как атрибутивные для существования семьи. В доиндустриальные времена такова роль семейного производства, в индустриальную эру - роль наемного труда членов семьи в крупном производстве. К сожалению, недостаточно изучен вклад исторически сменяющих друг друга неспецифических функций семьи в укрепление-разрушение единства семейных отношений.

Отсюда столь велика роль стереотипов семьи "прошлой" и "современной" в оценке происходящих изменений. Поэтому в социологическом

исследовании важно избегать стереотипных оценок, и наилучшим методом является констатация действительно имевших место фактов о прошлых и текущих изменениях семьи. Однако полезно познакомиться со стереотипом семьи прошлого, "традиционной" семьи, который, как ни странно, принимается подспудно не только "консерваторами", идеализирующими прошлое, но и "либералами-прогрессистами", использующими этот стереотип как отправную точку движения от "домостроевщины" к "демократизму" сегодняшней семьи.

Втянуть женщину в общественно-производительный труд, вырвать ее из "домашнего рабства", освободить ее от подчинения - отупляющего и принуждающего - вечной и исключительной обстановки кухни, детской - вот главная задача.

Л е н и н В. И. К международному дню работниц // Поли. собр. соч. Т. 40. С. 192-193.

В о п р о с: Каковы были масштабы вовлечения советских женщин в государственное производство?

В книге Уильяма Гуда "Модели семьи и индустриальная революция в мире" приводится стереотип американской семьи прошлого, хорошо отражающий представления о классической "традиционной" семье. Кратко перескажем его: "Прекрасна картина жизни на ферме у дедушки-бабушки. Много и счастливых детей, много родственников живут и трудятся вместе в огромном доме. Семья многофункциональная: семейное хозяйство, инвентарь, имущество, экономическая автономия. Отец суров и сдержан, так как последнее слово всегда за ним. Мать эмоциональна и мудра в организации быта, В семье лад, но жизнь трудна. Молодые люди женятся рано, до брака целомудренны, в браке верны. Родители могут отклонять желания молодых в выборе супруга, так как после женитьбы брачная пара получает право наследования фермы. Разводы практически отсутствуют."

Это домашнее хозяйство в большинстве случаев является самым тяжким трудом, какой осуществляет женщина. Это труд чрезвычайно мелкий, не заключающий в себе ничего, что сколько-нибудь способствовало бы развитию женщины.

Л е н и н В. И. О задачах женского рабочего движения в Советской республике // Полн. собр. соч. Т. 39. С. 98-205.

103

Подобные стереотипы везде подвергаются критике - журналисты высмеивают домостроевские принципы, историки "доказывают" и экономическую несамостоятельность семьи, и ее ложную много-поколенность, и фиктивную многодетность. Нет никакого лада и счастья, достаточно заглянуть в такие сочинения, как, например, "Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях" Н.И. Костомарова, чтобы "убедиться", как плохо было крепостничество и для семьи1. Разумеется, все стереотипы лживы. Но каков тогда стереотип "современной" семьи?

Еще по Судебнику 1550 г. дети за всякую жалобу на родителей наказывались кнутом "нещадно". Это значит, что государство признавало за родителями полную власть и не считало для себя возможным вторгаться в их отношения... Освобождение детей знаменует и падение прав родительской власти. Хотя у нас в Уложении о наказаниях и есть еще статья..., дающая родителям право без всякого суда присуждать детей к тюрьме от 2 до 4 месяцев, но фактически она забыта и для современного морального кодекса звучит довольно дико.

С о р о к и н П. Кризис современной семьи // Социология, 1916: Мв 2-3. С. 161.

Воспользуемся вновь книгой У. Гуда, где современная семья именуется "конъюгальной", супружеской, т.е. редуцированной к супружеству как центру семейного единения с ослабленными родством и родительством. Посмотрим, как отражается в стереотипе "конъюгальности" исключение родства и ослабление родительства, т. е., как отражаются влияния нуклеаризации семьи?

Бросается в глаза политизация в стереотипе супружеской семьи именно супружеских отношений. Конечно, здесь несомненно влияние двух факторов, во-первых, идеологии технологического и экономического прогресса, вытекающей из общих радикальных принципов, распространенных в развитых и развивающихся странах, и во-вторых, идеологии протестантизма, составившей в западных странах ядро идеологии антитрадиционализма, демократизации, индивидуализма. Идеология, или система ценностных приоритетов, современной, конъюгальной семьи сформирована этими двумя влияниями и на уровне стереотипа декларирует право выбора супруга по личному желанию, выбор места проживания самой молодой семьей, а не старшими, утверждает ценность индивидуальности по сравнению с собственностью, этнической принадлежностью, полом, возрастом, семейно-фамильной "линеальностью".

104

Настоящей, истинной связи между родителями и детьми не устанавливается, и даже очень часто наблюдается более или менее скрытая враждебность: душа ребенка развивается от противного, отталкиваясь от души своих родителей. Русская интеллигенция бессильна создать свою семейную традицию, она не в состоянии построить свою семью. Жалобы на отсутствие "идейной преемственности" сделались у нас общим местом именно в устах радикальных публицистов... которые... никогда не могли добраться до корня, до семьи, отсутствия семейных традиций, отсутствия у нашей интеллигентной семьи всякой воспитательной силы".

И з г о е в А. С. Об интеллигентной молодежи // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991. С. 186-187.

В о п р о с к ч и т а т е л я м: Из этих двух отрывков из П. Сорокина и А. Изгоева выясняется наличие двух полюсов: власть родителей над детьми без вмешательства государства в ее ограничение, с одной стороны, и, с другой, - отказ от власти отцов над детьми, предполагающий вмешательство государства в случае ущемления "прав детей". Учитывая исторический опыт России в XX в., возможно ли реально как-то уравновесить эти противоположные тенденции? Как социологу определить границы, за пределами которых вмешательство в дела семьи разрушает ее саму?

В стереотипе современной семьи сильна тема "демократизации", провозглашения "равенства" полов, т.е. прав и возможностей женщин, подчеркивается право женщин на выбор мужа, на расторжение брака, предпочитается модель любви как основа семейного лада, делается акцент на уникальности личности, уменьшающей неравенство членов семьи по семейному статусу. У. Гуд справедливо отмечает, что в действительности современная семья не существует согласно этим принципам, которые выражают ценностную направленность, идеал, хотя и не разделяемый всеми, но способный частично воплощаться в результатах поведения. Можно привести множество примеров, подтверждающих невозможность или ограниченность реализации этих принципов в жизни, однако задача социолога состоит не в развенчании стереотипов, а в объяснении фактов изменений семьи и в их оценке с точки зрения воздействия на единство семьи и эффективность выполнения семейных функций. Вместе с тем социология семьи не просто регистрирует происходящие изменения, а пытается

105

оценить их, прежде всего исходя из вклада в сохранение и успех функционирования института семьи.

Обобщим отличительные черты традиционных и современных моделей семьи в связи с переходом от доиндустриальных обществ к индустриальным.

Во-первых, для "традиционализма", фамилизма характерен родственно-семейный принцип организации жизни, перевес ценности родства над максимизацией выгод индивида и над самой экономической эффективностью, тогда как в "современной семье" родство отделяется от социально-экономической деятельности, уступая первенство экономическим целям индивида.

Во-вторых, аграрное общество имеет своей основной экономической единицей семейное домохозяйство, где, как правило, все взрослые работают дома и не за плату, а на себя. Современная модель семьи связана с разделением дома и работы, появляется наемный труд на крупных предприятиях с индивидуальной оплатой труда независимо от статуса в семейно-родственных сетях. Важно подчеркнуть, что семейное производство не исчезает вообще (хотя такая тенденция наблюдается), а перестает быть ведущим, главным элементом экономики, причем в урбанизированных регионах распространяется потребительский тип семьи, где общесемейная деятельность помимо гигиенических и физиологических процессов дополняется потреблением услуг внесемейных учреждений за счет зарплаты, добываемой членами семьи за порогом дома. Однако в силу социокультурного разделения семейных обязанностей женщины, участвующие в наемном внесемейном труде, продолжают вести домашнее хозяйство.

В феминистских теориях подобная двойная занятость женщин интерпретируется как итог "господства мужчин", поэтому часто желательное "равноправное" распределение семейных функций между мужем и женой объявляется идеалом "демократизации" семьи и в угоду этому идеалу даже сочиняются "оптимальные модели" семейного "равенства".

Однако методология исследования, разработанная для макросоци-ального уровня, как абсолютная схема переносится на уровень "первичной группы", что приводит к излишней политизации семейной проблематики, поскольку сама установка ученых на "демократизацию" семьи не согласуется с законами функционирования малых групп2.

Следует помнить о социокультурной данности семейных ролей мужа и жены, отца и матери, "отстающих" от динамики политизируемых межличностных отношений. Важно также учитывать закон

106

первичной избирательности индивидов при формировании семьи и принцип предпочтения, приоритетности "своих" своей семьи) "чужим" людям, организациям, институтам. Эти социокультурные нормы внутри семьи сопряжены с неизбежным "неравенством" членов семьи по родству, полу, возрасту, семейному статусу, в связи с чем возникновение семейной целостности, единства семейного МЫ снимает проблему "уравнивания" на основе взаимодополнительности.

Переход от семейного производства к семейно-бытовому самообслуживанию точнее описывает трансформацию мужских и женских ролей в семье, чем смена пресловутого "жесткого" разделения труда между мужем и женой (в "традиционалистской семье") некоей "эгалитарностью" и "взаимозаменяемостью" семейных ролей (в "современной" семье).

В-третьих, незначительная психологическая разделенность между семейным домохозяйством и сельской общиной, этническими и другими социальными общностями при "традиционализме" контрастирует с резким размежеванием дома и внесемейного мира, семейной первичности и обезличенности отношений во внешнем окружении в условиях "модернизации".

В-четвертых, социальная и географическая мобильность, при "традиционализме" связанные с тем, что сыновья наследуют социальный статус и профессиональную специализацию отца, отличается от внесемейной мобильности сыновей и дочерей на стадии индустриализации.

В-пятых, система ценностей фамилизма, в иерархии которой на первых местах такие блага, как долг, семейная ответственность, ценность детей как вкладов в благополучную старость родителей, доминирование авторитета родителей и родственников, по мере "модернизации" становится менее устойчивой и престижной, уступая место ценностям индивидуализма, независимости, личных достижений, т.е. система "семьецентризма" уступает место системе "эгоцентризма".

В-шестых, происходит переход от централизованной расширенной семейно-родственной системы, состоящей из трех поколений, и доминированием старших, к децентрализованным нуклеарным семьям, в которых брачные узы, супружество становятся выше родовых-родительских, причем в самом супружестве интересы пары подчинены интересам индивида (депривация личности от семьи, изоляционизм) .

В-седьмых, переход от развода по инициативе мужа (прежде всего в связи с бездетностью брака) к разводу, вызванному межличностной несовместимостью супругов.

107

В-восьмых, переход от "закрытой" к "открытой" системе выбора супруга на основе межличностной избирательности молодыми людьми друг друга, независимо от предписаний родства и традиций обмена приданым и выкупа невесты (хотя и при сохранении имущественных интересов и системы наследования, закрепляемых брачным контрактом).

В-девятых, переход от культуры многодетности с жестким табу на применение контрацепции к индивидуальному вмешательству в репродуктивный цикл, т.е. к предупреждению и прерыванию беременности; этот переход также устраняет необходимость в удлинении репродуктивного периода жизни посредством приближения к физиологическим границам - срокам начала и конца деторождения, посредством ранней и сплошной брачности, традиций пожизненного брака.

Квинтэссенцией и интегральным выражением всех перечисленных выше семейных изменений является, в-десятых, переход от эры стабильной системы норм многодетности семьи на протяжении всей письменной истории к эре непрерывного исчезновения многодетности семьи с исторической сцены. Реальные изменения семейных структур в XX в. на всех континентах позволяют говорить о переходе к эпохе спонтанного уменьшения детности семьи (вплоть до массовой однодетности) разводимости и падения брачности, поскольку нет никаких биологических и стихийных социальных "защитных механизмов", останавливающих эти тенденции на каком-то безопасном для общества уровне;

В XX в. все исторические тенденции, свойственные модернизации общества, сохранили свою направленность, углубились и расширились, и на пороге XXI в. в большинстве промышленноразвитых стран в полной мере обнаружили себя последствия исторического отмирания норм многодетности, исчезновения семейного производства как преимущественного, последствия элиминирования семейной экономики, ослабления посреднической роли семьи и ее положения среди социальных институтов и во взаимоотношениях с институтом государства.

Данные статистики и социологических исследований зафиксировали следующие тенденции в изменении структуры конъюгальной семьи:

- массовую нуклеаризацию семьи, уменьшение доли семей, состоящих из трех поколений, увеличение доли престарелых одиночек, получающих уход вне семей их взрослых детей;

- снижение брачности и увеличение доли нерегистрируемых сожительств и удельного веса незаконнорожденных детей в этих сожительствах,

108

увеличение доли матерей-одиночек (материнство вне брака), рост доли "осколочных" семей с одним родителем и детьми, распространение повторных браков мужчин и в меньшей степени женщин и соответственно семей, где один из родителей не является кровным и воспитывает "чужого" ребенка, увеличение доли семей смешанного типа, где имеются дети от повторного брака, и от первых браков каждого из супругов;

- массовую малодетность и однодетность семьи, вызванную массовой потребностью семьи в одном-двух детях, а не какими-либо помехами к реализации "большой" потребности в детях.

Большинством ученых в мире эти изменения в осуществлении супружества-родительства-родства рассматриваются как следствие незакончившегося перехода от "традиционной" семьи к "современной", но тем не менее как затянувшегося перехода, связанного с негативными моментами "развития семьи" и потому нуждающегося в ускорении движения к идеалу конъюгальности. Поэтому и выдвигаются предложения о проведении семейной политики, по сути сводимой к семейной терапии разного рода, облегчающей отдельным семьям становление "нового" и изживание "старого".

Голоса тех, кто считает эти изменения проявлением не просто кризиса семьи как института, а кризиса самого общества, немногочисленны. В значительной степени это связано с трудностями гносеологического преодоления опыта личной семейной жизни и неразработанностью вопроса о критериях оценки эффективности семьи как института.

Рассмотрим в связи с этим возможности научной оценки выполнения семейных функций и различения понятий дезорганизации, краха и кризиса семьи,

Крах, кризис и дезорганизация семьи связаны с различием в степени невыполнения основных функций. Если под последним понимать прекращение деторождения и (или) неспособность родителей содержать детей, а также выращивание правонарушителей и преступников, то тогда следует говорить о полном крахе семьи как социального института. В случае невыполнения большинством семей основных функций, определяемого по общепринятым критериям в рамках бытующих систем ценностей, имеет смысл проводить различие между дезорганизацией и кризисом семьи как между двумя формами неблагополучия общественного устройства жизни.

Легче всего обстоит дело с оценкой выполнения репродуктивной функции - семья остается единственным социальным институтом, обеспечивающим воспроизводство населения. Посему демографический критерий - рождение не менее 2,1 детей на замужнюю женщину

109

или 2,6 детей на эффективный брак - является надежным показателем того числа детей, которое необходимо обществу (в том числе этническим общностям, народам, нациям) во избежание депопуляции. Известна даже семейная структура по числу детей, достаточная для сохранения достигнутой численности населения в будущем (среднее число детей на женщину 2,15 предполагает наличие 2% семей с 5 и более детьми, 14% семей - с 4 детьми, 35% - с 3 детьми, 35% - с 2 детьми, 10% - с одним ребенком и 4% - бездетных семей3. Но одно дело критерий воспроизводства населения, другое - оценка на его основе эффективности репродуктивной функции семьи. Находятся ученые, отказывающиеся признать правомерность привлечения этого критерия для разработки оптимальной модели семьи.

Что же касается функции социализации, то хотя оценка качества воспитания детей подвержена "субъективным" вкусам, тем не менее можно отыскать "объективный" критерий, например, минимизацию случаев правонарушений и отклоняющегося поведения. При этом важно знать и воздействие характера социализации на качество воспитания - является ли социализация сугубо семейной или сугубо внесемейной. По-видимому, большинство ученых осуждает тоталитарный вариант социализации, предложенный Платоном, - в его республике содержание и воспитание детей с первых дней после рождения осуществляются специальными общественными учреждениями.

Обычно обращают внимание на те пороки воспитания при "казарменном социализме", которые обусловлены самой организацией подобных воспитательных заведений и отрывом ребенка от кровных родителей. И в случае отсутствия семьи никто не интересуется мотивами деторождения женщин, не состоящих в браке, и тем, что именно будет побуждать их к рождению детей, которые у них отбираются. При этом не ясно, возможно ли вообще такое добровольное поведение женщин, основанное лишь на "долге" перед обществом, на "сознательности"? Отсутствие интереса к мотивам индивидуального поведения в этом случае не безобидно - за этим может скрываться идея о принуждении женщин к беременности и родам либо идея об особой категории женщин-"рабынь", специализирующихся на "детопроизводстве ".

Однако, если исходить из семейной социализации детей, дополняемой воспитательной деятельностью других социальных институтов, то здесь оценка эффективности функции семьи по социализации детей вполне возможна, хотя и затрудняется разнообразием и неоднозначностью бытующих в обществе ценностей.

110

В оптимальной модели семьи должно быть найдено наилучшее соотношение двух качеств социализированности детей - с точки зрения общества (общностей, социальных институтов) и с точки зрения родителей, семьи.

Противостояние и противоречивость личности и общества в вопросах социализации и демографического воспроизводства делают гармонизацию этих интересов сложной и острой проблемой, ибо в семейной сфере люди предпочитают стремиться к тому, что им хочется, а не к тому, что является общественно полезным или что не имеет каких-либо отрицательных последствий глобального характера. И если, к примеру, функции семьи реализуются успешно, то это означает, что эгоистически действующие индивиды (т.е. побуждаемые к социальной активности личным интересом, индивидуальной системой потребностей) хотят жить в семье и семьей, что-то ценное находят для себя в этом.

Институт семьи существует не потому, что выполняет жизненно важные для существования общества функции, а потому, что вступление в брак, рождение, содержание и воспитание детей отвечают каким-то глубоко личным потребностям миллионов людей. По-видимому, именно ослабление, угасание этих личных мотивов и желаний ярче всего раскрывает кризис семьи как социального института и, в этом смысле, кризис самого общества.

С другой стороны, факты невыполнения основных функций семьи, фиксируемые статистикой и данными социальных, в том числе социологических исследований, могут и не свидетельствовать о кризисе семьи, если процесс семейной дезорганизации не затрагивает ценности семьи, не связан с девальвацией ценности детей и ценности родительства. Например, дезорганизация семьи (понимаемая как разрушение брачных союзов и сиротство детей) может иметь место во время стихийных бедствий, эпидемий и войн. Вынужденное подобными обстоятельствами откладывание реализации потребности в детях, не затрагивающее ценности родительства и детей, также не является признаком кризиса семьи.

Таким образом, ценностный конфликт личности и общества относительно рождения и социализации детей, выливающийся в невыполнение репродуктивной и социализационной функций семьи, сопровождающийся ослаблением семьи как союза родственников (процесс нуклеаризации), союза родителей и детей (процесс конъюгали-зации и девальвации семьи, детей, родительства), союза супругов (процесс индивидуализации, автономизации Я), ослаблением триединства родства-родительства-супружества из-за исчезновения семейного производства, совместной деятельности родителей и детей

111

(процесс замены семьецентризма эгоцентризмом) и может быть назван кризисом семьи.

В отличие от кризиса понятие дезорганизации семьи характеризует негативную направленность семейных изменений в ходе истории или блокирование семейных процессов чрезвычайными обстоятельствами. Крах семьи в качестве термина используется при абсолютном невыполнении специфических функций семьи, характеризуя деградацию общества, порывающего с фамилистическим строем жизни.

В начале XX в. многие социологи констатировали кризис семьи как необходимой формы рождения и воспитания детей, тщательно описывали все составляющие этого процесса "таяния", "рассасывания" семейных функций государством и обществом, но увлеченные идеями социализма (теоретического) видели в этом распаде семьи ростки новой организации общества, опирающейся на "общее", а не семейное благо.

Не избежал этих иллюзий и Питирим Сорокин, который в 1916 г. в прекрасной статье "Кризис современной семьи" (прекрасной из-за ее дескриптивной, а не утопической части) писал: ... "Интересы современной семьи... сталкиваются с интересами общества и являются тормозом для проявления более высоких альтруистических порывов и поступков. И чем далее, тем это столкновение интересов семьи и общества растет... И нет сомнения, что в этом... единоборстве семьи и общества, интересов первого и второго... организация современной семьи будет разбита: общественные интересы - с одной стороны, и интересы личности (обратная сторона общечеловечности) - с другой, победят и фактически уже побеждают. Расширившийся ...альтруизм... и теперь уже требует... большего простора, чем узкие границы семейного альтруизма"4.

В этих словах классически выражены основы того всеобщего до сих пор предубеждения против семьи как тормоза всего "прогрессивного". И неважно, что прежде под общественным благом понималось социалистическое "обобществление человека" и что сейчас (после ужасов национал-социализма и гулаговского коммунизма) под ним понимается "демократизация", "равноправие", "развитие" индивидуальности и т.п., а важно, что и в начале и в конце века именно в "узком" горизонте семейного эгоизма или альтруизма, либо семейной "патриархальщины" по-прежнему видят помеху и потому радуются всем проявлениям "рассасывания семьи", построенной на "закрепощении" женщин и детей. Эти же статистические проявления одновременно трактуются как становление новой семьи как якобы "свободного

112

союза равных личностей". Чем хуже, тем лучше - в этой апологетике современных изменений семьи, в этой атмосфере антитрадиционалистских настроений тонет возможность постановки проблемы кризиса семьи вообще.

Климат партийных пристрастий не способствует позиции наблюдателя происходящего, социологического летописца событий. Тем не менее надо пытаться вновь и вновь исследовать последствия семейной дезорганизации с точки зрения адекватной социализации личности, изучать, как нереспонсивность (невосприимчивость) индивида относительно семьи может оборачиваться нереспонсивностью по отношению к обществу. Стоит критически взглянуть на плоды безостановочной эмансипации от семьи женщин, детей и мужчин -. неужели развитие уникальности индивида невозможно при включенности Я в семейные роли? Являются ли факты семейного насилия и злоупотребления родительской властью достаточным основанием для вмешательства государства и ограничения пространства приватной жизни семьи? Действительно ли общежитейским стереотипом семейного кризиса является представление о повальном отказе от вступления в брак и в сожительства, о массовой разводимости и сплошной бездетности? Каковы перспективы распространения в общественном мнении научных представлений о кризисе семьи и ее процветании? Наконец, насколько применимо расширительное толкование слова "семья" к нынешнему плюрализму вне- или антисемейных форм жизни? Вот немногие из вопросов о настоящем и будущем института семьи, ответы на которые невозможны без социологических исследований.

Ключевые термины:

фамилизм, фамилистическая культура, воссоздание социальных связей, воспроизводство поколений, экзистенциальная роль семьи, социальная организация семьи-рода, социальные нормы многодетности, табу на вмешательство в репродуктивный цикл, социальная дифференциация институтов, полифункциональность семьи, индивидуальная направленность на семью, социальные нормы малодетности, детность семьи, противоречивость семейно-репродуктивных интересов личности и общества, семейная структура как независимая переменная, антитрадиционализм, семейное "равенство", "демократизация" семьи, критерии выполнения семейных функций, конъюгализация, семейная экономика, приоритет родственных уз, межпоколенные узы, власть старшинства, сцепленность трех типов индивидуального поведения, респонсивность личности, респонсивность общества,

113

упадок посредничества семьи, перехват функций семьи, снятие запрета на вмешательство в репродуктивный цикл, расщепление типов индивидуального поведения, влияние семейных изменений на социальные, стереотип семьи "прошлого", стереотип "современной" семь", коаыогальная семья, модернизация, семейная дезорганизация, кризис я крах семьи.

<< | >>
Источник: Антонов М.Л.. Социология семьи. 1996

Еще по теме Глава 4 ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ СЕМЬИ КАК СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА:

  1. 6.1. Историческое развитие института семьи
  2. СМИ как институт демократии. Плюрализм и толерантность в сфере массовой информации, СМИ как канал выражения и согласования социальных интересов. Социальный диалог в СМИ, как средство достижения целей социального консенсуса, согласия, социального партнерства.
  3. Журналистика в системе социальных институтов общества. Особенности журналистики как социального института.
  4. 11.1. Религия как социальный институт
  5. 30. Понятие социального института. Виды социальных институтов
  6. СТАНОВЛЕНИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ КАК СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА И ПРОФЕССИИ
  7. Глава 8 СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ И ОРГАНИЗАЦИИ
  8. 6.4. Тенденции развития института современной семьи
  9. Глава 5. Основные понятия теории социальных изменений
  10. Глава 2 СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИОЛОГИИ СЕМЬИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ
  11. § 2. Социальный институт права
  12. 31. Функции и базовые характеристики социальных институтов
  13. Раздел II СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ СЕМЬИ
  14. § 2 Историческое значение семейства. – Семейство в Древнем мире и власть начальника. – Гражданская семья в Риме. – Агнаты, когнаты и род. – Первоначально религиозный ха- рактер семьи и последующее видоизменение ее характера. – Свойство кровной семьи германской. – Славянская семья. – Содержание семейственного права.
  15. 8.1. Понятие социальных организаций и институтов
  16. 3. Критическая теория общества Институт социальных исследований и Франкфуртская школа